Балетная история Сергея Филина

Его совершенная техника и стилистическая чистота позволяют исполнять партии в классических и современных балетах. Он неоднократно был отмечен европейской прессой как самый молодой и талантливый премьер балета Большого.

В труппе Большого театра Сергей Филин занимался под руководством легендарного Николая Фадеечева.

С ним Сергей Филин подготовил партии принца Зигфрида в “Лебедином озере”, принца Дезира в “Спящей красавице”, Принца в “Щелкунчике” (постановка Ю.Григоровича), Жана де Бриена в “Раймонде”, Альберта в “Жизели”, Солора в “Баядерке”, ведущую партию в “Ромео и Джульетте” (в постановках Л.Лавровского и Ю.Григоровича), Джеймса в “Сильфиде”, Конрада в “Корсаре”, ведущие партии в “Пахите”, “Последнем танго”, “Бурнонвиле”.

Первым серьезным успехам Сергея Филина послужил творческий союз с Галиной Степаненко. В 1994 году Сергей Филин был награжден премией Международной ассоциации деятелей хореографии “Бенуа де ля Данс” как лучший танцовщик сезона. В 1995 году он получил престижную премию итальянского журнала “Ла Данса” как лучший танцовщик балетного сезона. В 2001 году Большой театр праздновал 225-летие, в том же году Сергею Филину было присвоено звание «Народный артист Российской Федерации».

Сергей, сегодня вы – звезда Большого, но когда-то ребенком вас привели в балетную школу, и это было решение вашей мамы. Должны ли родители решать за детей, кем быть?

Тогда, в конце семидесятых, было такое время. Если родители хотели, чтобы ребенок что-то достиг в жизни, ему было необходимо чем-то заниматься, и одной из таких возможностей был балет. Маме все говорили, что я очень музыкальный и эмоциональный. И к тому же раньше была другая система образования, педагоги и ученики были единым целым, ребенка брали маленьким и воспитывали. Педагог был авторитетом для учеников.

В наши дни между детьми и педагогами совсем другие отношения. Сейчас заставлять ребенка заниматься тем, что ему не нравится, мне кажется – кощунство! Но если у ребенка есть талант, а у родителей есть желание ему помочь, то почему же не заниматься? Коллеги по жанру не скупятся на комплименты, когда речь заходит о вашей технике. Например, Цискаридзе оценивает ее как «блестящую, великолепную». Такая отточенность движений – результат природных способностей или невероятной работоспособности?

По большей части это работа. Технически сложные вещи, которые на сцене выглядят легко – плод долгих и кропотливых репетиций и адского труда. К счастью, природа не обделила меня музыкальностью и пластичностью. Я стараюсь пропускать через себя музыку, что связано с моим эмоциональным миром. Техника у меня не настолько потрясающая, как говорит о ней Цискаридзе, но я стараюсь преподнести партию со всей эмоциональностью и убедительностью.

Ваш взлет начался, когда вы стали танцевать со Степаненко.

Она сыграла «роковую» роль и повинна в том, что я стал серьезно заниматься балетом (смеется). Мне в молодости все давалось очень легко, я не ходил на многие классы, и вообще у меня было приглашение на работу в США. Но буквально за несколько дней до отъезда я отправился в тур с Григоровичем, мы объездили всю Америку, и я понял, что не вижу, что же я буду делать в этой стране.

А Степаненко заставила меня работать и помогла поверить в себя. Пришлось ломать себя, уделяя много внимания работе. Преподавательница моя была и груба, и строга, я лил слезы (смеется). Но мне это пошло на пользу. Я понял, что учение – это процесс бесконечный.

Важно ли для вас, кто ваш партнер в танце?

Для меня это очень важно. Если мне партнер не нравится, то я танцую без удовольствия, могу не танцевать вообще. Все мои партнерши – любимые, но особенно легко танцевать с Ниной Ананиашвили, с ней я могу танцевать в любом настроении и состоянии. Она моя давняя подруга, и я снимаю шляпу перед ее талантом. В танце важна не только техническая составляющая, но и эмоциональная связь. Я заметил, когда человек по натуре нормальный, то он, как правило, и на сцене неплохо работает.

Когда один и тот же спектакль ставят разные хореографы, тяжело ли учить новую партию?

Зависит от серьезности перемен. Если взять, к примеру «Лебединое озеро» Григоровича и Васильева, то это два абсолютно разных спектакля, с разными задачами, и от этого исполнителю сложно. Это не только движения, это изменения характера героя, и вы должны вкладывать в танец совсем другой смысл. Сейчас я стараюсь не принимать участия в подобных проектах – они больше подходят для молодых исполнителей, мне же сложно быть разным каждый раз.

Многие артисты танцуют и классический, и современный балет. Как вы к этому относитесь?

Артисты, занимающиеся модерном, имеют совсем другую пластику. Если хочешь что-то сделать новое, то этому надо учиться, долго и кропотливо. Артист, конечно, должен развиваться разносторонне, но для этого нужна специальная подготовка. Говорить о том, что академический артист плохо танцует модерн, бессмысленно. Если начинаешь репитировать современный балет, не владея языком современного танца, то ввязываться в это нет смысла. Сказать, что я могу и то, и другое – это слишком много на себя взять, но я люблю работать.

Почему при такой школе как у нас, в России, не появился свой собственный Бежар?

Большой театр – это же академический театр, где должны идти полноценные классические спектакли. Люди в Большой театр идут за особым зрелищем, которое нельзя увидеть ни на какой другой сцене. Кроме того, это и костюмы, и свет, декорации. Редкая труппа модерна с хорошей техникой может позволить подобный размах. А режиссеры? Наверное, еще время не пришло.

У вас была очень серьезная травма. Для многих танцовщиков такие инциденты приводят к концу карьеры.

Когда долго танцуешь, то со временем привыкаешь к мысли о том, что травмы случаются. На протяжении долгого времени я работал без осложнений. Травмы пошли тогда, когда начались проблемы в личной жизни, когда я уставал морально, накапливалось раздражение. Я сломал кость в 2-х местах – двойной перелом стопы. Это случилось во время спектакля прямо на сцене Большого театра, буквально на третьей минуте после выхода.

Я не понял, что со мной произошло и продолжил выступление. Это повлекло за собой еще один перелом, смещение кости и прочие «приятные» вещи. Через час, в антракте, стопа была огромных размеров, и танцевать дальше я, конечно же, не мог. После этого события я пересмотрел свои взгляды на многое. Пока я не танцевал полгода, я успел приглядеться к людям вокруг меня.

Но самое главное – за полгода я успел соскучиться по работе, и в этом «изголодавшемся» состоянии я вернулся в балет. В моем сознании просто повысилась ценность того, что я делаю. Я думал, что уже заканчивал танцевать, но потом понял, что уходить из профессии я не хочу, и началась серьезная работа, поначалу прямо в гипсе. И вообще, я стал лучше, добрее к себе и людям, перестал совсем пить.

Эта травма прошла для вас бесследно или дает временами о себе знать?

Конечно же, нога теперь совсем не та, что прежде. Но никто от этого не застрахован. Денежная компенсация мне была выплачена. Очень помог директор Большого театра, оплачивая мне операции, реабилитационную терапию, зарплату, хотя я и не мог танцевать. Я очень ему благодарен. В балете нет таких страховок и сбережений, как, например, в футболе. Мы – не «Бэкхемы», у которых застрахован каждый сантиметр тела. Лучше просто вести размеренный образ жизни и внимательно относиться к своей профессии, тогда можно избежать многих ненужных травм.

Большой театр скоро приезжает с гастролями в Лондон. Что вы будете танцевать для столичной публики?

Я открываю гастроли балетом «Дочь фараона», потом буду участвовать в «Лебединое Озеро», «Золушка», «Дон Кихоте», «Симфонии до мажор» и в нескольких других спектаклях.

В «Симфонии до мажор» четыре танцора исполняют один и тот же танец, но каждый – в индивидуальном стиле. Когда-то в Большом я видела этот спектакль, и с вами на сцене танцевали Уваров, Белоголовцев и Цискаридзе. Сравнивать ведущих танцовщиков, выступающих в одном спектакле – это производит на зрителя необыкновенное впечатление: вы исполняете одни и те же движения, одни и те же прыжки, но делаете это по-своему – в соответствии с тем, как до финала танцевали свои сольные партии.

Если честно, мне это не очень интересно. Такой формат меня несколько ограничивает, но некий соревновательный дух во время репетиций меня захватывает. Со стороны мне наблюдать за таким представлением было бы намного интереснее. Хореография Баланчина с захватывающими дух прыжками, точным рисунком, безусловно, впечатляет.

Вы привезете новую постановку “Золушки”. Спектакль сделан очень необычно, современно. Оформление сцены – это черная коробка, изображающая космос на фоне звезд, и у зрителя появляется простор для воображения. “Золушка” подана как сказка «на все времена». И фигура сказочника – Прокофьева – объединяет все действие.

Это будет новая постановка Юрия Посохова. Спектакль этот интересен, думаю, будет пользоваться успехом. В нем много современных находок, интересный свет и декорации. Хореография не очень сложная, доступная неискушенному зрителю.

Значит ли это, что сложная хореография не находит широкого отклика у публики?

Любая сложная хореография впечатляет зал только первые две минуты. Потом зритель к этому привыкает. Чаще всего это представляет интерес только для заядлых балетоманов и искушенных ценителей балета. А вот танцорам такое выступление дается очень тяжело, с нас сходит по семь потов во имя искусства.

Сейчас у вас заключен контракт с Венской оперой. Это сотрудничество будет долгосрочным?

Пока контракт сезонный, но существует возможность его продолжить. После Лондона я еду в Токио, а потом – в Вену. Я не могу сказать, что этот контракт – особое событие, этап в моей карьере. Это просто работа, правда, очень интересная и вдохновляющая. В Вене совсем другой зритель, он отличается от московского. Успех был тем более приятен, что в Вене меня никто не знал и когда нас с партнершей вызывали на «бис» четыре раза, мы были в полном восторге.

В Москве все танцоры принадлежат к одной школе, в Европе в одной труппе танцоры могут быть из разных стран. Это имеет значение для вас?

Конечно, имеет! Но не школа танцоров важна, а работа с разными руководителями. Одни уделяют больше внимания технике, другие – драматическому исполнению. Это всегда полезно для артиста. Я стараюсь не подстраиваться под каждую труппу и стиль поведения. Мне гораздо приятней оставаться самим собой и работать так, как я могу, отдавая работе все свои силы.

Существует ли отличие между танцорами Москвы и Питера?

Журналисты все время задают вопросы про то, чем отличаются наши школы. Они просто танцуют по-другому, они – не такие, как мы, а почему – не знаю. Они замечательные ребята, хорошо танцуют, у нас нет причин конкурировать. Они хорошо танцуют, мы хорошо танцуем.

Есть такой стереотип, что среди людей искусства достаточно большой процент людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией.

Мне трудно дать этому оценку. Это может быть связано с их особыми данными. Возможно, эти мальчики – более тонкой душевной организации, более к этому предрасположены, может быть, у них другая физиология? Это каким-то образом закладывается с рождения, но в раннем возрасте среда тоже оказывает огромное влияние – где ты растешь, чем занимаешься, какие люди тебя окружают. Как правило, эти дети намного одареннее тех мальчиков, у которых традиционная ориентация. Ребенок более рафинированный, более чувствительный. У него очень мягкая природа, она ближе к женской.

То есть, немножко другие бедра, более легко работают ноги, они высоко поднимаются; как правило, дети эти «растянутые». Среди моих друзей и хороших знакомых много геев. Для меня это не представляет никакой проблемы, мы прекрасно общаемся. Чего я не люблю – это вульгарности, в том числе и в отношениях. А какого пола возлюбленный – не имеет значения. Я считаю, что каждый счастлив по-своему. Если кто-то из моих сыновей вдруг станет геем, я не буду сильно расстроен и рыдать не буду. Это их жизнь, и им решать, как ее прожить.

У вас два сына. Младшему еще нет полугода и о его будущем еще рано говорить. А у старшего есть танцевальный талант, тем более его мама, Инна Петрова, солистка Большого театра?

У моего сына Дани абсолютно нет желания заниматься балетом, более того, балет ему не нравится. Зная его характер, я не думаю, что кто-то сможет его заставить.

Вас считают самым элегантным и стильно одетым танцором в Большом. Это соответствует истине?

Все зависит от настроения. Бывают моменты, когда я погружен в работу и внимания на одежду практически не обращаю. Я могу носить просто то, в чем удобно и тепло. А порой, когда собираюсь куда-то, могу переодеваться по десять раз. Я иногда корю себя за излишнее «тряпичничество». Но для меня это, в принципе, развлечение. Сейчас я стараюсь себя сдерживать и одеваться скромнее и спокойней.

Танцор может пить?

В моем представлении хороший танцор пить много не должен. Можно позволить себе немного хорошего вина, расслабиться чуть-чуть в отпуске. Хотя я бы не советовал пить совсем. Можно же радоваться жизни без алкоголя. Я сейчас живу именно так.

А сладкое?

Калории, «сэкономленные» на воздержании от алкоголя, я наверстываю поеданием сладкого (смеется). Я люблю сладкое, просто обожаю и ем довольно много по балетным меркам.

Как вы считаете, во сколько лет профессиональному танцору надо заканчивать карьеру?

Я танцую 17-й сезон и надеюсь задержаться еще года на два – три. Сорок лет – это все-таки предел в моем понимании.

Возможно ли, что вы займетесь преподавательской деятельностью?

Дело в том, что у меня большая семья, и я не уверен, что, работая педагогом, смогу достойно ее содержать. У меня два высших образования: первое я получил в Московской академии хореографии, а второе – факультет искусств в МГУ. Теперь я бакалавр изящных искусств и могу приложить свои силы в разных сферах. Недавно я открыл творческий центр Сергея Филина «Балетные традиции» в Москве, где можно будет заниматься театром, балетом, кинематографией. У меня есть идея сделать балетную и оперную коллекции. Очень хочется снять фильм-балет, который помог бы сделать балет более доступным и понятным тем, кто с этим жанром не знаком.

Как вы собираетесь реализовывать себя в будущих проектах – как постановщик, как актер или как продюсер?

Я понял, что организаторская и постановочная работа мне очень интересна. Мне хочется чего-то необычного, более яркого и красивого. Я надеюсь, мне удастся сделать интересные съемки, спектакли, концерты, которые отличались бы от того, что уже существует. Мне хотелось бы привлекать и маститых, и молодых артистов, делать им хорошую рекламу. Вообще у меня есть идея сделать еще одну премию для молодых и талантливых людей, не только в области танца, но и музыке, живописи. Было бы замечательно объединить этих артистов, показать их миру. Талантливым людям, которые увлечены своей профессией, просто некогда куда- то бежать, заявлять о себе – им надо помочь, ведь жизнь проходит очень быстро. Это будет реальная помощь, стимул, толчок, чтобы впоследствии можно было следить за их развитием.

О чем еще может мечтать танцор вашего уровня, который получил уже все мыслимые премии и награды?

Государственную премию пока не получил, но время покажет. Можно мечтать только о том, чтобы в хорошем настроении и хорошей физической и духовной форме уйти на пенсию. Я не знаю, о чем мечтают остальные танцоры, а мне хотелось бы жить нормальной обычной жизнью и удачно сочетать это с жизнью творческой.