Андрей Бильжо: Я назвал свою голову мясорубкой
Когда Андрей Бильжо в белом халате и с ключом в руках (предметом для психиатров «культовым» и незаменимым как зеркальце для лор-врача или скальпель для хирурга) появлялся на экранах телевизоров с фразой “Когда я работал в маленькой психиатрической больнице, к нам поступил пациент К…”, обитатели знаменитой московской психушки узнавали в нем своего любимого, хоть и бывшего, доктора. Не секрет, что создателя популярного карикатурного персонажа Петровича Бильжо узнает практически вся страна. Его карикатуры в газете «Известия», куда перешел художник после 15 лет работы в «Коммерсанте», смотрят миллионы, в его клуб-ресторан «Петрович» можно пройти только по членскому билету, а книги с иллюстрациями бывшего психиатра расходятся практически моментально.
Ваша судьба сделала крутой поворот – после 15 лет работы психиатром вы ушли из профессии и окунулись в творчество. Как это случилось?
Я всегда параллельно занимался творчеством – мои графические работы и карикатуры печатали, когда я учился на 1-м курсе института. В детстве я побеждал на олимпиадах по рисованию, поступил в школу с архитектурным уклоном, но не сложились отношения с одноклассниками. Тогда я вернулся в родную школу, поступил в медицинский институт. На меня повлияли Василий Павлович Аксенов и его “Коллеги”. Я проработал четыре года в институте морской медицины и гигиены водного транспорта, но всегда хотел быть психиатром – в медицину меня тянули романтические представления о профессии. В силу своего характера я не смог бы заниматься многими вещами, например хирургией. Психиатрия, на мой взгляд, находилась на стыке медицины и искусства. Я поступил в ординатуру, написал кандидатскую. Потом случилась перестройка. Мне тогда показалось, что открывается много дверей и можно попробовать себя в чем-то другом. Какое-то время я еще занимался частной практикой – кодировал алкоголиков, но я все время рисовал, печатался, участвовал в выставках… И второе вытеснило первое. Пришел в газету «Коммерсантъ», и пошло-поехало. Со временем, продав много живописных работ, я почувствовал финансовую независимость. Сейчас живописью не занимаюсь, но делаю много графики – цветом, тушью, иллюстрации к книгам.
Вы даже проиллюстрировали учебник русского языка?
Да, пришла ко мне автор и преподаватель Людмила Великова. Мне понравился текст учебника, я разрисовался, а теперь по этому учебнику занимаются многие дети в продвинутых школах. Особенно было приятно, когда дети наградили меня дипломом и сказали, что благодаря моим картинкам они полюбили русский язык.
У вас прекрасное чувство юмора. Как рождаются ваши уникальные образы?
Мир и наша страна полны абсурда! Все это переваривается в голове – недавно я назвал свою голову мясорубкой: в нее попадает вся информация, а потом, как фарш, вываливается, а я леплю из нее тефтели. Книга, которая только что вышла – «Анамнез», с текстом. В ней картинка вторична, а текст первичен.
Как появился образ большегубого и большеротого Петровича, этакого мужичка- простачка?
Он рождался постепенно, я отсекал все лишнее, освобождал графику и пришел к наивному стилю. Люди неопытные считают, что такое может сделать каждый, но на самом деле это дизайнерская разработка, где все пропорции вплоть до размера ноги четко выверены. Я интуитивно придумал отличный от других образ. Кто-то написал, что он стал символом 90-х с этим характерным кружком у рта – в те годы все очень много говорили, вели дебаты и ели – это было время пышных презентаций. Он не совсем народный персонаж – хоть и мужичок, но элитарный, одной ногой стоит в Советском Союзе, а другой – непонятно где.
Как появилось имя Петрович?
Случайно. В то время в прессе обсуждали предложение отказаться от отчеств. Но в русском языке оно имеет значение. Можно ведь обратиться по отчеству, но на «ты» к человеку, которого хорошо знаешь, но не можешь называть по имени или по отчеству и на «вы», что уже звучит по-другому. Я пришел к заключению, что Петрович наравне с Лукичом и Ильичом – это одно из отчеств в русском языке, которое проговаривается. И я заметил, что если у человека отчество Петрович, то он обречен быть известным именно под этим именем. Петровичи как правило любят выпить и повеселиться. Я как-то перечитывал Гоголя и обратил внимание на персонажа по имени Петрович, который перешивает шинель – его образ вписывался в мою концепцию довольно точно. Петрович «разросся» – мультфильмы о нем шли на канале ОРТ в течение полугода три раза в неделю. Я не только рисовал, но и писал сценарии. За анимационную серию «Однажды Петрович…» мы получили премию «Петровичу как культурное явление» на анимационном фестивале в Тарусе.
Как родилась идея клуба-ресторана « Петрович»?
Я хотел создать такой клуб: Петрович как персонаж был очень популярен, все начинающие бизнесмены выписывали «Коммерсант» и вырезали оттуда рисунки с моим героем. Идея соединить Петровича и предметы быта 50-70 гг., которые стали исчезать из нашей жизни, родилась в 96-м, а в 97-м мы открыли клуб. Партнеры инвестировали деньги, не ожидая, что он станет таким популярным. Это было время красных пиджаков и пафосных ресторанов, ностальгии пока не существовало. А я уже переписывал с грампластинок на кассеты альбомы Майи Кристаллинской и Эдиты Пьехи. Мы первыми стали осваивать это ретро-пространство.
Получается, что вы не только человек творческий, но и удачливый бизнесмен?
Я не считаю себя таковым – я не могу вести переговоры, быть жестким, не знаю определенных правил игры, и в мелких проектах меня обыгрывают. Я могу развить и продать креативную идею, концепцию – есть люди, которые это понимают и ко мне приходят. Я знаю, как придумать рекламную историю, раскрутить бренд, ресторан – это часть моих способностей. Вижу, как иногда деньги выбрасывают на ветер – они потрачены, а продукт сделан бездарно и не работает.
В «Петровиче» отдельно существует клуб самодеятельности?
Я организовал «Сам-ху» ( самодеятельность – художественная), куда приходят люди и делают на сцене все что хотят – поют, пляшут, художественно свистят, и им это очень нравится. Я веду эту программу и иногда сам подключаюсь, пою песни лирические – это такое легкое издевательство над шансоном. Я даже записал диск с песнями «Маленькие московские трагедии». Музыка и текст мои, а аранжировку сделала группа «Последний шанс». Я быстро обучаемый – последнюю песню записал практически с одной попытки.
Люди от души смеялись, когда вы «ставили диагнозы» многим политикам в программе Виктора Шендеровича «Итого». Как пришла такая идея?
Я же психиатр по образованию, а среди политиков много психопатических личностей. Я натренировался, когда писал историю болезни, – в психиатрии нужно описать человека и всю его жизнь. Я работал в головном институте, где писались так называемые клинические истории болезни – не на полстранички, а длинные, как повести. Все нужно описывать литературным языком, а не терминами, которые могут быть только в заключении. Должен сказать, что среди людей творческих довольно часто наблюдается психическая дисгармония. Как говорил профессор Ганушкин, норма – это такая серость, когда все думают одинаково, одинаково одеваются, все вокруг ровно и гладко – скукота! Чем больше разнообразных людей с неровностями, тем лучше. Но с другой стороны, что позволено артисту, не позволено политику, от которого зависят судьбы людей. Трудно представить, что было бы, если бы Жириновский был хирургом. Вот он оперирует кого-то, потом бросает скальпель посреди операции, говорит, что все надоело, и со скандалом уходит.
Нормально ли, что диктаторы чаще всего бывают параноиками?
Абсолютно! Политики обладают параноидальными и истероидными чертами, кроме того, они стремятся к власти, они напористы. А дальше происходит трансформация личности – они, когда варятся в одном бульоне, забывают, как это должно быть на самом деле, и большинство из них не способно себя корректировать. Они начинают копировать друг друга, одинаково одеваться, строить одинаковые дома и покупать одинаковые бильярды. Потом они не представляют, что где-то существует другая жизнь. Так как политики в России ограждают себя от основной человеческой массы.
Вы из семьи медиков?
Мама – преподавала физику в школе, папа – инженер, оба дедушки были репрессированы и расстреляны, отец во время войны дошел до Берлина – в общем, обычная семья, в которой сконцентрировалась вся история нашей страны. Один из трех братьев дедушки бежал в Америку с ансамблем балалаечников и домристов в 14 году. Он там остался, работал на радио, записывал пластинки. Его сын погиб во время Великой Отечественной войны, будучи солдатом Американской армии. А мой отец прошел всю войну в составе Советской армии. Оба воевали, один за советскую, другой за американскую армию. Оба Бильжо. При этом они не подозревали о существовании друг друга. Ко мне пришел человек, который писал книгу про ансамбль деда, и показал фотографии, где он стоит в косоворотке и с балалайкой! Говорят, что один их трех братьев женился на афроамериканке, и возможно в Америке живут чернокожие Бильжо.
Вам известно происхождение вашей фамилии?
Фамилия Бильжо – странная. Однажды Андрей Кончаловский предположил, что она литовская. Я проверил, и оказалось, что мой прапрадедушка Билжойтис был родом из Каунаса. Во время службы в царской армии окончание отпало само собой, а мягкий знак залез уже в фамилию папы!
Говорят, что последнее время вы часто живете в Венеции?
Я приехал в гости к Альберто Сандретти, который купил в «Петровиче» посуду с моими рисунками, (почетный консул России в Венеции, коллекционер, обладатель самой крупной коллекции русской живописи 20 века в Италии) в его замечательный дом в Венеции. Я сразу же влюбился в город – теперь живу по 20 дней кряду, учу вместе с женой итальянский и считаю, что мы очень органично вписались в местный ритм жизни. Это мой город. Здесь нет машин, он приятен для глаза – каждое место выглядит по-разному в зависимости от света, ракурса. В любую погоду Венеция хороша – будь то дождь, солнце, ветер… Всегда есть чем заняться – пойти в музей, посидеть в кафе. Познать Венецию невозможно – это колоссальный концентрат истории, культуры, живописи.
Венеция вас вдохновляет?
Да, я рисую. Я сделал книгу к столетию Даниила Хармса, которая так и называется «Сто» – это 100 графических листов с него стихами, более 80 иллюстраций я сделал в Венеции. Здесь же я закончил книгу «Анамнез» и даже снял документальное кино со своими друзьями. Я предложил снять фильм о моем знакомом венецианце, у которого папа из Лондона, а мама венецианка. Он держит антикварную лавку – привозит антиквариат из Лондона каждые две недели, а продает в Венеции. Его родители были хиппи, папа гитарист-рокер и самодеятельный летчик. Молодой венецианец пишет музыку, но не издает ее. Так и живет за шторкой своего магазинчика, слушает музыку и хочет по Интернету познакомиться с русской девушкой. Он похож на Оскара Уайльда, носит бархатные пиджаки и шелковые шейные платки. Уже отсняли огромное количество часов: нетуристическая Венеция, интервью с главным героем, которое будет идти за кадром, и интервью с русскими девушками.
Мне нравятся венецианцы. Мы нашли общий язык – уже образовался круг знакомых. В моем понимании они очень гостеприимные, как большинство островитян – у них интересная психология. Настоящие венецианцы открыты, инфантильны и принимают тебя с удовольствием и полностью. Меня в Венеции любят, знают, приветствуют, обращаются «профессоре», хоть я всего и кандидат наук.
СПРАВКА:
Родился в 1953 году в Москве в большой коммунальной квартире на Домниковской улице. Окончил Второй Московский медицинский институт, ходил на судах в разных морях и океанах, работал психиатром, защитил диссертацию. 15 лет работал в издательском доме “Коммерсант”, где родился его карикатурный персонаж “Петрович”.
В настоящее время Андрей Бильжо работает в газете “Известия”, на страницах которой каждый день появляется его карикатура и иногда – авторская колонка. Им нарисовано более 10 тысяч рисунков, он является автором более сотни мультфильмов, которые в разное время шли на ОРТ, НТВ и ТВ-6.
В образе Мозговеда был соведущим программы “Итого” с Виктором Шендеровичем. Автор идеи клубов-ресторанов “Петрович” в Москве, Киеве и Праге.
Член Союзов Художников, Журналистов и Дизайнеров России.
Действительный член Академии графического дизайна. Лауреат ряда профессиональных премий.