Customise Consent Preferences

We use cookies to help you navigate efficiently and perform certain functions. You will find detailed information about all cookies under each consent category below.

The cookies that are categorised as "Necessary" are stored on your browser as they are essential for enabling the basic functionalities of the site. ... 

Always Active

Necessary cookies are required to enable the basic features of this site, such as providing secure log-in or adjusting your consent preferences. These cookies do not store any personally identifiable data.

No cookies to display.

Functional cookies help perform certain functionalities like sharing the content of the website on social media platforms, collecting feedback, and other third-party features.

No cookies to display.

Analytical cookies are used to understand how visitors interact with the website. These cookies help provide information on metrics such as the number of visitors, bounce rate, traffic source, etc.

No cookies to display.

Performance cookies are used to understand and analyse the key performance indexes of the website which helps in delivering a better user experience for the visitors.

No cookies to display.

Advertisement cookies are used to provide visitors with customised advertisements based on the pages you visited previously and to analyse the effectiveness of the ad campaigns.

No cookies to display.

Интервью

Игорь Бутман и триумф джаза

Летом в Тоскане в Форте дей Марми появилась интересная традиция – в отеле Villa Moremonti проходят джазовые концерты с участием самого известного русского джазового саксофониста Игоря Бутмана. Помогают ему Дмитрий Маликов, Сергей Мазаев и другие популярные артисты. Кажется, энергичному Бутману простой отдых на пляже претит – организаторская и творческая энергия всегда рвется наружу. На сегодня он владелец звукозаписывающего лейбла «Butman Music», организатор фестиваля «Триумф джаза», член партии «Единая Россия» – и это помимо плотного графика гастролей с собственным биг-бэндом. Все начиналось в Ленинграде, где Бутман окончил факультет эстрадного искусства музыкального училища. Как и многие граждане СССР, он стремился уехать на Запад. Мечта осуществилась, и в 1987 году Игорь Бутман стал студентом знаменитого музыкального колледжа Беркли в Бостоне, который он окончил по двум специальностям: концертный саксофонист и композитор. Затем, после пяти лет в Нью-Йорке, он вернулся в Россию.

»В возрасте 25 лет вы оказались на родине джаза – в Америке. И какие были ощущения?

В принципе, я быстро адаптировался, я попал туда, куда хотел, и получил ответы на интересующие меня вопросы. Я вдруг понял, что в Советском Союзе мне довелось играть с музыкантами высочайшего уровня – пусть немногими, но приятно осознавать, что они были. В Советском Союзе в музыкальных училищах существовало эстрадное отделение, но джазу как таковому не учили. Да, был преподаватель Геннадий Гольдштейн, которому многие русские джазисты обязаны своей карьерой. Он играл на удивительно высоком уровне, но, к сожалению, не стал знаменитым на мировой арене. Так вот, на этом джазовом отделении не учили очень многим важным вещам – истории и композиции джаза, джазовой гармонии.

В Нью­Йорке, в школе Беркли, я познакомился с потрясающими музыкантами моего поколения, со многими мы вместе учились – с австрийской звездой Вольфгангом Мускулем, с итальянским трубачом Фабио Маргера, американцем Крисом Чиком и многими другими молодыми музыкантами. С одной стороны, я испытал культурный шок, а с другой – осознал, что оказался в благоприятной среде, где я могу играть, что хочу и могу купить саксофон, на котором хочу играть. Я скучал по родителям и друзьям, очень хотелось поделиться с кем­то новыми впечатлениями.

»В какой момент вы поняли, что хотите быть джазовым, а не классическим музыкантом?

Я твердо знал, что хочу быть музыкантом, – всегда. Но встреча в музыкальном училище с Геннадием Гольдштейном определила мою музыкальную судьбу. Он показал мне всю энергию и свободу этого жанра, ну и то, что эта свобода достигается тяжелыми занятиями, в процессе которых приходит автоматизм.

»Вы чувствовали, что занимаетесь чем-то полузапрещенным, играя джазовые концерты в Советском Союзе? Джазовые концерты в Москве проходили в клубе Всероссийского общества слепых в Москве. Они были не для всех – требовалось купить абонемент. Концерты не были запрещены, но и не собирали стадионов.

Когда с 1978 года стали открываться школы джаза и создаваться коллективы, ситуация изменилась к лучшему. Я тогда ездил на гастроли, например, с оркестром Лундстрема, но концертов было мало. Существовал и, условно говоря, подпольный джаз – у музыкантов не было разрешения на сольные концерты. Джаз оставался полузапретным словом, полуромантическим, в чем­то загадочным и неизвестным, несоветским. Приход на джазовый концерт для людей оставался глотком другого, свежего воздуха.

»Говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Вы – музыкант, проявили себя и как способный организатор. Благодаря вам мир узнал о многих интересных российских музыкантах, а в России познакомились с зарубежными исполнителями. Почему вы взялись за организацию музыкальных фестивалей и концертов?

Если имеется желание и умение правильно распределять свое время, то все возможно. Вернувшись в Россию, я обнаружил, что в этой новой стране джаз пребывает в том же старом, советском, недоразвитом состоянии: есть талантливые музыканты, но дело портит чудовищный менеджмент. Деньги тратятся непонятно на что – или все организовано с огромной помпой, или кое­как, нет золотой середины. А она нужна, чтобы был виден профессионализм, чтобы можно было привлечь спонсоров для организации концертов, чтобы делать совместные проекты с западными музыкантами, чтобы появлялись новые ориентиры в развитии и для музыкантов, и для всей индустрии.

»По вашему мнению, почему в России так мало талантливых джазовых певцов?

Понимаете, если у человека есть хороший слух и голос плюс внешние данные – а это неотъемлемая часть шоу­бизнеса, – то сегодня он пойдет не в джаз, а в поп­музыку. Это и более динамичная карьера, и финансовая состоятельность. К тому же классические джазовые песни поют на английском, что тоже не всем доступно.

»Так что, джаз – ниша для тех талантливых исполнителей, которые внешне недотягивают? Но ведь для того, чтобы работать в этом жанре, нужен не только голос, но и талант импровизации.

Сегодня мало кто может спеть импровизацию. Лариса Долина и Ирина Отиева в прошлом это делали, но и они сейчас другие песни поют. В России на сегодня очень мало примеров хороших джазовых певцов. А хотелось, чтобы были российские Джеймсы Каллумы, которые популярны как поп­звезды, а поют джаз. У нас многие критики продолжают считать джаз чем­то элитарным. Меня, например, упрекают в «мейнстримовости», что я слишком популяризирую джаз. А я не хочу, чтобы меня слушал узкий круг. Я хочу, чтобы было больше хорошей музыки. Давайте подстегивать таланты, а то получается, что у нас до сих пор только одна непогрешимая звезда – Алла Борисовна Пугачева. Ну не может же эстрада из одной Пугачевой состоять!

»Как музыкант, который работает в России, объясните: почему здесь до сих пор поют под фонограмму? Неужели никто не может петь?

Кто­то не может петь, но очень часто беда в том, что просто нет хороших звукорежиссеров, рабочих сцены, которые все могут быстро на сцене поставить. В итоге петь под «фанеру» получается легче для всех. Еще одна проблема – отсутствие рабочей этики. Я взял с кафедры звукорежиссуры Гнесинки прекрасного талантливого парня с потрясающим слухом, но его не научили работать: когда начинать работу, чтобы успеть к началу концерта, что с собой брать и так далее.

В Карнеги­холле все, даже рабочие сцены, ходят в костюмах, а в России идет, например, дорогущая свадьба миллиардера, а звукорежиссер может позволить себе прийти в сальной рубашке, затрапезных джинсах и с грязными ногтями, а тут гости в платьях с кринолинами ходят. Как такую культуру исправить? Всех в Англию не пошлешь за образованием. Моя миссия простая – учить своим примером. Я помог организовать джазовый фестиваль, несколько джаз­клубов. Когда в России проходят фестивали, которые недотягивают по уровню, я не стесняюсь позвонить продюсерам и высказать свое мнение. Они реагируют по­разному. Иногда начинают говорить: да кто вы такой, чтобы нас критиковать? Иногда сетуют, что нет денег. Так зачем тогда организовывать абы как?

»Вы делаете интересные совместные проекты с другими музыкантами. Какой больше всего запомнился?

Работа с Юрием Башметом. Он один из самых креативных музыкантов, которых я слышал. Да, он играет и Моцарта, и Чайковского, но в то же время с удовольствием идет на эксперименты, играет непростую музыку и делает из нее хит. Он чувствует эту музыку на подсознательном уровне. В повседневном общении он может показаться простым парнем, балагуром, но на самом деле этот человек обладает поистине глубоким видением и пониманием музыки Как­то раз я присутствовал на репетиции его оркестра перед записью. Играли вразнобой. Приехал Башмет и тремя фразами вроде «здесь – потише, здесь – погромче» заставил их собраться. У нас совпадает понимание того, что мы требуем от самих себя и от наших музыкантов.

»Что же такое, по вашему мнению, джаз? Только всплеск эмоций?

Всплеск эмоций – это не так мало. Но джаз – это еще и музыкальный запас исполнителя, его талант. Со мной играет пианист Антон Воронин, который может импровизировать форму, мелодию, гармонию. Он знает классику, джаз, может из одной формы перейти в другую, тональности поменять, выстроить интересные секвенции – псевдоклассика, джаз, регтайм. Это и меня подстегивает, когда мы вместе играем. В джазе, как в спорте, есть в хорошем смысле соревновательный дух: сыграть быстрее, выше, ниже…

»Ваш брат Евгений – музыкант. Вы играете вместе?

Да, теперь все чаще. Мы играли квартетом с братьями Ивановыми. Проект назывался «Four Brothers». Сейчас мы ищем контрабасиста, который выступал бы со мной, моим братом и его женой Натальей Смирновой, очень талантливой девушкой, которая играет и пишет интересную музыку.

»Говорят, свою будущую жену вы соблазнили музыкой…

Да, во время концерта я как­то объявил, что посвящаю следующее произведение ей. Это подействовало. Она поверила в мои чувства и стала со мной встречаться, а затем и замуж согласилась за меня выйти. Кстати, о семье, мой старший сын учится в школе в Англии. И я приезжаю в Лондон не только, чтобы выступать в Ronnie Scott’s или на фестивалях, но и чтобы увидеться с ним.

интервью: Елена Рагожина

» В возрасте 25 лет вы оказались на родине джаза –
в Америке. И какие были ощущения?
В принципе, я быстро адаптировался, я попал туда, куда хотел, и получил ответы на интересующие меня вопросы. Я вдруг понял, что в Советском Союзе мне довелось играть с музыкантами высочайшего уровня – пусть немногими, но приятно осознавать, что они были. В Советском Союзе в музыкальных училищах существовало эстрадное отделение, но джазу как таковому не учили. Да, был преподаватель Геннадий Гольдштейн, которому многие русские джазисты обязаны своей карьерой. Он играл на удивительно высоком уровне, но, к сожалению, не стал знаменитым на мировой арене. Так вот, на этом джазовом отделении не учили очень многим важным вещам – истории и композиции джаза, джазовой гармонии.
В Нью-Йорке, в школе Беркли, я познакомился с потрясающими музыкантами моего поколения, со многими мы вместе учились – с австрийской звездой Вольфгангом Мускулем, с итальянским трубачом Фабио Маргера, американцем Крисом Чиком и многими другими молодыми музыкантами. С одной стороны, я испытал культурный шок, а с другой – осознал, что оказался в благоприятной среде, где я могу играть, что хочу и могу купить саксофон, на котором хочу играть. Я скучал по родителям и друзьям, очень хотелось поделиться с кем-то новыми впечатлениями.» В какой момент вы поняли, что хотите быть джазовым, а не классическим музыкантом?
Я твердо знал, что хочу быть музыкантом, –
всегда. Но встреча в музыкальном училище с Геннадием Гольдштейном определила мою музыкальную судьбу. Он показал мне всю энергию и свободу этого жанра, ну и то, что эта свобода достигается тяжелыми занятиями, в процессе которых приходит автоматизм.

Leave a Reply