Преодолеть стереотипы…
В июне 1988 года в жизни искусствоведа Владимира Александровича Гусева произошло важное событие: он был избран директором Государственного Русского музея. Причем не решением высоких инстанций, а собранием коллег – сотрудников музея. За 23 года директорства Владимир Александрович раcширил подведомственные владения с 3 тысяч до 130 тысяч квадратных метров, присоединив к музейному комплексу шесть дворцов, пятнадцать зданий и тридцать гектаров парковых территорий. Получился «такой вот маленький Ватикан в Петербурге», – шутит Гусев. Однако освоение новых пространств шло не только в материальном мире – за последние восемь лет виртуальные филиалы Русского музея открылись в Греции, Словении, Бельгии, Финляндии, Китае, Индии, Украине, России, Литве, Казахстане и других странах. Осенью 2011 года к этому списку прибавилась Великобритания. В день открытия виртуального филиала Русского музея в Пушкинском доме в Лондоне состоялась наша беседа с Владимиром Александровичем.
Досье:
Владимир Александрович Гусев родился 25 апреля 1945 года в городе Калинине (ныне – Тверь). Окончил Калининский индустриальный техникум (1963 г.); Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина по специальности «искусствоведение» (1974 г.). Работал ученым секретарем, затем ответственным секретарем правления Ленинградской организации Союза художников. В Государственном Русском музее – с 1978 года; в 1988 году собранием сотрудников музея был избран его директором.
Осуществляет программу интенсивного развития Русского музея, включающую реставрацию и реконструкцию дворцов и зданий, которые были присоединены к музейному комплексу за годы его директорства. Кандидат искусствоведения (1986), действительный член Российской академии художеств (2001), а также ряда творческих и общественных организаций. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации (1996). Автор научно-исследовательских работ, каталогов выставок, телевизионных и видеофильмов о русском искусстве, музейном деле, истории Русского музея.
Ваш приезд в Лондон связан с открытием в Пушкинском доме виртуального филиала Русского музея. Расскажите, пожалуйста, об этом проекте. Каких результатов вы ожидаете?
К сожалению, русское искусство на Западе известно недостаточно, и на то есть объективные исторические причины. Это и православная церковь и ее отличия от католической; и то, что все русские императрицы происходили из небольших европейских княжеств, росли в окружении западной культуры и русское искусство знали мало; это и железный занавес при советской власти. Поэтому наша цель – преодолеть это реальное незнание русской культуры и искусства. Недавняя крупная выставка русского искусства «Из России: французские и русские шедевры из Москвы и Санкт-Петербурга, 1870-1925» в Королевской академии искусств вызвала огромный интерес. Посетители говорили, что подлинным открытием для них стали произведения из Русского музея Петербурга и Третьяковской галереи. Не потому, что мы лучше, а потому что эти работы они увидели впервые.
Сейчас экономические условия для организации культурных и международных выставок не самые благоприятные, и в 2003 году у нас родилась идея создать электронные филиалы Русского музея. Обмен культурными программами в виртуальном пространстве намного дешевле, чем организация реальных выставок, затраты на которые исчисляются сотнями тысяч и даже миллионов евро. Наши виртуальные порталы уже работают в 16 странах, филиал в Пушкинском доме – 93-й по счету. Мы передали сюда 200 обучающих, информационных и интерактивных программ и надеемся, что в будущем этот проект разовьется в электронный аналог Русского музея.
Сколько посетителей может одновременно зайти в такой виртуальный музей?
В зависимости от возможностей принимающей стороны это может быть виртуальный кинотеатр для групповых просмотров, классы для индивидуальных пользователей, плазменные экраны для небольших групп и т. д.
Музей Русского искусства – первый в стране государственный музей изобразительного русского искусства – был открыт в Санкт-Петербурге в марте 1898 года. Правда, назывался он тогда Русским музеем императора Александра III, имел три отдела и 1880 экспонатов. Как изменился музей за 113 лет?
Сегодня в музее более 400 000 экспонатов, это самое крупное собрание русского изобразительного искусства в мире. В музей поступали фамильные императорские коллекции, коллекции Академии художеств, частные собрания. Здесь представлены все школы, направления, жанры и имена в национальном искусстве за тысячелетнюю историю русской культуры. Музей проводит до 70 выставок в год, из них 15 – за рубежом.
В XIX веке «управляющий музеем назначался Высочайшим Именным Указом и непременно должен был быть членом Императорского Дома». С тех пор история не раз вносила коррективы в эти правила, и когда в 1988 году вы стали директором музея, произошло это не по директиве, спущенной вышестоящей инстанцией, а по воле коллектива, выбравшего вас на эту должность. Как вы оказались в Питере, в музее? С чего начался ваш путь в искусство?
Корни у меня московские, из предков только дед был как-то связан с искусством – работал альфрейщиком, расписывал интерьеры в московских домах. Меня к рисованию, живописи тянуло давно – три года прозанимался в студии Грекова. Потом понял, что в искусстве нужно быть либо на вершине, либо… Трезво оценив свои возможности, решил заняться историей искусства. После армии поехал в Питер и с первого раза поступил на факультет теории и истории искусства. Потом была аспирантура, работа в Союзе художников. В Русский музей пришел научным сотрудником, затем заведовал отделом современного искусства и т. д. Когда была смена директоров в музее, друзья и коллеги предложили мою кандидатуру.
А другие претенденты были?
Да, нас было трое. Небольшая предвыборная борьба – но без черного пиара, тогда мы этого еще не знали! – и с перевесом в 60 голосов я победил. Период, когда директоров выбирал коллектив, быстро закончился, и впоследствии их назначал на должность президент.
Именным указом!
Именно.
Вы директорствуете уже более 20 лет. Что удалось сделать?
Когда начинал работать в музее, большинство моих коллег были ровесники. Люди в нашей команде как-то удачно совпали, да и время было хоть и безумно сложное, но интересное. При всей болезненности реформ они дали нам возможность ощутить себя хозяевами ситуации. Единственная свобода, от которой мы вынуждены отказываться и по сей день, – свобода от бюджетного финансирования. Выставочную политику определяли теперь мы сами, а не ЦК партии из Москвы. Я очень благодарен музею Метрополитен, Вашингтонской национальной галерее, где я стажировался в те годы. Это были бесценные уроки школы выживания. Американские и европейские музеи встали перед этой проблемой тридцать-сорок лет назад. Тогда государство заявило, что больше не может содержать культуру в таком объеме, и музеям пришлось научиться самостоятельно зарабатывать средства на свои нужды – жить на частный капитал, создавать советы директоров, членские общества друзей музеев, заниматься фондрейзингом, открывать свои сувенирные магазины, предоставлять платные услуги и т. д. Мы научились не быть иждивенцами, не просить у государства: «Дайте нам побольше», а создавать свои программы развития.
Так что, несмотря на статус государственного музея, вы достаточно свободны в привлечении различных фондов, реализации партнерских и коммерческих программ?
Да, это так. Но и средства нам требуются немалые – особенно на реставрацию. Когда я пришел в музей, в штате было 400 человек и одно главное здание. Сегодня – 2500 сотрудников, 6 дворцов, 15 различных зданий и огромная зеленая территория – Михайловский и Летний сады. Все эти постройки были в очень плохом состоянии. Мы постепенно превращали их в музеи, и сейчас этот процесс завершается – в отреставрированных зданиях открываются экспозиции, выставки. В этом году мы также закончили реставрацию зеленой части Летнего сада. Летний сад – наше последнее по времени приобретение, предложенное городом. Однако больше разрастаться мы уже не планируем. Завоевывать новые территории, конечно, увлекательно, но все, кто знаком с историей, знают, как разваливаются большие империи. (Смеется.)
Завершен ли проект воссоздания площади перед Инженерным Михайловским замком?
Нам передал эту территорию город, и к празднованию трехсотлетия основания Петербурга мы предложили сделать сквер, переименовать площадь. Мы восстановили исторический канал, а также трехпролетный исторический уникальный мост, который был засыпан после убийства Павла I. Но работы по переданным нашему музею замкам и дворцам (Строгановскому, Мраморному, Инженерному Михайловскому, Летнему, Домику Петра и другим) еще не полностью закончены – в каждом остается что-то доделать. Надеемся – если не подкосит какой-то очередной кризис! – завершить эту программу к 2016 году.
Что будет представлено в каждом из дворцов? Экспозиции будут связаны с их историей, коллекциями?
У каждого из дворцов своя судьба. Это исторический экспонат сам по себе, и этим принципом мы руководствуемся при восстановлении. У нас складывается архитектурно-художественно-музейный комплекс, представляющий историю петербургской русской архитектуры – начиная от петровского барокко (Строгановский дворец) до ампира, высокого классицизма (Михайловский дворец). В каждом дворце создан раздел, посвященный его истории, владельцам и – там, где они были, – коллекциям.
Как пополняется собрание Русского музея? Вы участвуете в аукционах русского искусства на «Кристис», «Сотбис» в качестве покупателей?
Участвовали – когда цены были нормальными, человеческими. Помню, моим первым приобретением для музея на аукционе «Кристис» (еще в 1980-е годы) был великолепный «Портрет князя Гагарина» кисти Кипренского. Сейчас, конечно, знакомимся с каталогами аукционов, но цены настолько далеки от разумных… К сожалению, государство сейчас не выделяет средств на закупки, и приходится самим искать ресурсы. Что-то приходит в музей от дарителей, да и современным искусством собрание музея пополняется регулярно. В целом в год наша коллекция растет на полторы-две тысячи единиц. Мы возродили в музее раздел новейших течений, и в Мраморном дворце постоянно проходят выставки современного искусства – российские и зарубежные; большим успехом также пользуются фотобиеннале, организованные по инициативе музея.
Судя по вашему рассказу, Русский музей сегодня громадный организм, за которым надо присматривать, развивать и заботиться 24 часа в сутки. Если все же появляется свободное время, чему вы его посвящаете?
Американцы рассказали мне, как проверяется руководитель. Надо отправить его в долгий отпуск: если дела идут лучше, чем в его присутствии, значит, хороший руководитель, если хуже – то плохой. (Смеется.) Я стараюсь особенно не мешать людям работать. От чего действительно устаю – от принудительного общения, необходимости выбивать, выпрашивать, доставать деньги. Я все-таки человек другой формации, из шестидесятых. Если раньше директор должен был пройти всю лесенку профессиональную, то теперь он прежде всего менеджер, человек, умеющий заниматься и коммерцией, и администрированием. Впрочем, если бы музей был слишком тихим, мне было бы неинтересно. В свободное время занимаюсь… созерцанием и чтением детективов. В музеи в отпуске не особенно рвусь – как-то немного устаешь от них за время работы! Предпочитаю листать альбомы.
Известно, что предела совершенству нет. Каким вы видите идеальный Русский музей?
На пути к совершенству надо вовремя остановиться! (Смеется.) Для меня очень важно, чтобы со временем все имеющиеся у нас территории стали единым музейным пространством. Пока этого не произошло. Люди еще не привыкли, что все эти дворцы – Русский музей. Нужен единый дизайн, стиль, система планирования –
над этим нужно работать. И завершать то, что не закончено в каждом из дворцов. И тогда можно будет создать комплексную музейную экспозицию, дающую представление обо всей истории русского искусства.
Насколько территориально близко расположены дворцы, входящие в Русский музей?
Все дворцы находятся в историческом центре Петербурга на расстоянии примерно 20-30 минут ходьбы друг от друга.
Может быть, стоит пустить автобус, курсирующий между зданиями музея? Как, к примеру, между лондонской Национальной галереей, Тейт Британ, Тейт Модерн?
К сожалению, проблема транспорта в городе стоит очень остро. Петербург ведь строился под конный транспорт, и сейчас в городе постоянные автомобильные пробки. Так что пешком, наверное, будет быстрее. С другой стороны, Петербург ведь город каналов, и у нас есть идея – проложить водные маршруты между дворцами. Конечно, для этого надо сооружать пристани, и пока руки не дошли.
За последние годы в Лондоне состоялись две крупные выставки, в которых участвовал Русский музей: экспозиция «Русский пейзаж эпохи Льва Толстого» в Национальной галерее и «Из России» – в Королевской академии художеств. Есть ли планы подкрепить виртуальный филиал Русского музея в Пушкинском доме реальными выставками в Британии?
Вы знаете, такие планы должны быть в первую очередь у принимающей стороны. Наше государство подобные выставки пока не финансирует. Я давно предлагал Портретной галерее в Лондоне выставку «Лицом к лицу»: портретное искусство Англии и России в разные эпохи. Идей масса, ведь возможности коллекции музея фактически неисчерпаемы. Наша задача (почти невыполнимая!) – преодолеть джентльменский набор восприятия русского искусства на Западе: Кандинский, Малевич, Татлин, русская икона – и все. Наша Раша. Получается замкнутый круг: поскольку наше государство на зарубежные выставки денег не выделяет, мы не можем предложить здешним музеям экспозицию со своей концепцией. Известно ведь, кто платит, тот и музыку заказывает! А музейщики, поскольку других имен особенно не знают, по накатанной продолжают показывать русский авангард, и только. Сложившийся на западе рейтинговый снобистский подход к русскому искусству – что оно-де второстепенное, постоянно догоняющее европейское – надо преодолевать. Надеемся, что виртуальный филиал нашего музея будет способствовать росту интереса к русскому искусству в Британии.
