КиноКультура

Завтрак у Тиффани: Одри Хепбёрн и её маленькое чёрное платье покорили мир

Есть фильмы, которые не просто смотрят – ими любуются, их цитируют, на них равняются, и иногда даже переснимают в голове целые сцены, когда идёшь мимо витрин с кофе в руках. Да-да, это про «Завтрак у Тиффани» – американскую романтическую комедию 1961 года, которая сделала Одри Хепбёрн вечной иконой, а Трумэна Капоте – слегка раздражённым автором, которому голливудские сценаристы разукрасили его мрачноватую новеллу до состояния «конфетного фантика».

Завтрак у Тиффани

Если копнуть глубже, сама история фильма – уже материал для кино. Трумэн Капоте написал «Завтрак у Тиффани» в 1958-м, и его Холли Голайтли – далеко не тот ангельский образ, который мы увидели на экране. В книге она – эксцентричная девушка с лёгкой тягой к авантюрам, немного жёсткая, временами циничная и определённо не про розовые сны о романтическом будущем. Капоте мечтал, чтобы Холли сыграла Мэрилин Монро. Образ идеален: та же смесь невинности и откровенного кокетства, ослепительная улыбка и за ней темноватая сущность. Но студия решила иначе, и на роль пригласили Одри Хепбёрн – воплощение элегантности, но с совершенно другим темпераментом. Автор, мягко говоря, был недоволен. История, как он считал, потеряла «жало».

А Голливуд, как известно, умеет выжать из чего угодно конфетти и шампанское. Так и получилось: фильм стал романтической комедией с налётом светской сказки. Пожалуй, главным доказательством этой метаморфозы стала сцена у витрины Tiffany & Co. – Одри в маленьком чёрном платье Givenchy, с круассаном и кофе, рассматривающая украшения. Кадр, который превратился в один из самых узнаваемых образов ХХ века. Но мало кто знает, что сама Одри ненавидела этот момент: съёмки шли ранним утром, перекрытая Пятая авеню гудела от раздражённых автомобилистов, круассан крошился, кофе остывал, а дублей требовалось слишком много. Так что вся лёгкость кадра – результат не романтики, а железной выдержки.

Впрочем, выдержка Хепбёрн пригодилась и позже. На съёмках у неё возникали сложности с тем, как играть «свободную» и слегка безрассудную Холли. Одри, с её британским воспитанием и врождённым благородством, считала себя неподходящей для этой роли. В письмах друзьям жаловалась, что не может понять героиню до конца. Но именно эта дистанция и создала магию: зрители увидели не мрачную искательницу покровителей, а воздушную мечтательницу, потерявшуюся в большом городе.

Режиссёр Блейк Эдвардс ловко балансировал между романтикой и комедией, превращая фильм в своеобразный парад стильных сцен. Музыка Генри Манчини окончательно закрепила магию. Его «Moon River» едва не вырезали – продюсеры сочли песню слишком «затянутой». Легенда гласит, что Одри Хепбёрн, услышав эту идею, заявила: «Только через мой труп». Песня осталась, получила «Оскар» и навсегда вошла в культурную память, а Одри доказала, что иногда у актрис больше здравого смысла, чем у целого совета продюсеров.

Фильм вышел в прокат 5 октября 1961 года. Мировая премьера прошла в Radio City Music Hall в Нью-Йорке – одно название уже звучит как фанфары. Через пару недель лента добралась до Лос-Анджелеса, и уже тогда стало ясно: родилась новая классика. Хепбёрн номинировали на «Оскар» за роль, хотя статуэтку она так и не получила. Но её маленькое чёрное платье, жемчужное колье и сигарета в длинном мундштуке сделали больше, чем любая награда: превратили её в вечный символ стиля.

Забавно, что Tiffany & Co. до этого ни разу не разрешал снимать художественные фильмы внутри своих интерьеров. Но Paramount уговорила, и это решение оказалось самым удачным пиаром в истории бренда. После выхода фильма поток покупателей вырос так, что маркетологи до сих пор благодарят Одри за её круассан. Магия кино и мода, перемноженные на жажду блеска, сделали своё дело.

Правда, не обошлось и без спорных моментов. Самый известный – карикатурное изображение японского соседа мистера Юниоши, которого сыграл белый актёр Микки Руни в жёлтом гриме и с акцентом «как из пародийного скетча». Тогда это прокатило, но сегодня сцена выглядит болезненно стереотипной и вызывает у зрителей, мягко говоря, кринж. Справедливости ради, создатели позже признавали, что это было ошибкой.

Сам Капоте продолжал бурчать. В его версии Холли Голайтли – вовсе не ангельская девушка в Givenchy. Это про одиночество, цинизм и вечный поиск себя. Голливуд же сделал из неё символ светской независимости и чуть ли не посланницу гламура. Но, как это часто бывает, зрители выбрали ту версию, которая позволяла мечтать, а не ту, что била по нервам.

Интересно и то, что за годы после выхода фильма образ Холли Голайтли стал настоящей «культурной валютой». Маленькое чёрное платье перестало быть просто элементом гардероба – оно стало понятием, как джинсы или белая рубашка. Миллионы женщин по всему миру копировали стиль Одри: причёска, стрелки на глазах, жемчуг. Даже те, кто фильм не смотрел, наверняка видели хотя бы плакат с этой сценой.

Пожалуй, одна из самых ироничных деталей истории «Завтрака у Тиффани» – то, что фильм, который сам Капоте считал предательством своего текста, оказался для Одри Хепбёрн тем, что окончательно закрепило её в пантеоне мировых икон. «Римские каникулы» сделали её звездой, но именно Холли Голайтли подарила ей бессмертие. Забавно, что роль, от которой она открещивалась в письмах друзьям, стала её визитной карточкой.

Сегодня «Завтрак у Тиффани» включён в Национальный кинореестр США как «культурно, исторически и эстетически значимый». То есть государство официально признало, что Одри с круассаном и Givenchy – это такое же достояние, как Конституция или бейсбол. И в этом есть что-то трогательно американское: превращать кино в национальный символ.

Если посмотреть на фильм спустя шестьдесят лет, он выглядит не столько как комедия о поисках любви, сколько как киноэссе о стиле, одиночестве и странном балансе между иллюзиями и реальностью. В Нью-Йорке того времени кипела жизнь, люди искали себя, город жил на стыке джаза и светских вечеринок. Холли Голайтли стала олицетворением этого периода: красивая, потерянная, слегка наивная и очень независимая. У каждого есть своя витрина Tiffany’s, у которой он останавливается с круассаном и думает: а что дальше?

И, может быть, именно в этом секрет фильма. Не в костюмах, не в «Moon River», не даже в Одри Хепбёрн, хотя она, конечно, бесценна. Секрет в том, что каждому зрителю он даёт маленькую роскошь – почувствовать себя чуть-чуть Холли Голайтли. Свободной, мечтательной и готовой в любую минуту поднять глаза от бумажного стаканчика с кофе и увидеть мир таким, каким он может быть в самые лучшие дни.