Семейный портрет в английском интерьере
“Лучшие сказки – это те, которые сочиняет сама жизнь”- Андерсен.
Могла ли предполагать начинающая русская актриса Дина Корзун, что будет известна не только в России, но и на Западе, а ее мужем станет бельгийский актер, а теперь рок-музыкант Луи Франк. Он блестяще знает русский язык, а его рок-группа Esthetic Education делает стремительную карьеру в Киеве. Ее свекор, Эрик Франк, отец Луи, в прошлом успешный швейцарский банкир, а теперь один из самых известных коллекционеров фотографий. Вот такая неординарная, звездная и талантливая семья. Да, Гансу Христиану Андерсену такое сложно было бы придумать…
Это интервью начиналось с Дины, но постепенно переросло в нечто большее – в портрет семьи, такой талантливой и необычной, которая живет насыщенной творческой жизнью и чаще всего встречается в Лондоне, который и стал объединяющим звеном в нашей статье.
Дина Корзун
Эмоциональная, тонкая, восприимчивая, талантливая… Эти эпитеты прекрасно подходят к замечательной актрисе Дине Корзун. После славы в дебютном фильме «Страна глухих» Дина мало снималась в России, и вот в Лондоне прошел показ фильма «Сорок оттенков грусти» американского режиссера Айры Сакса, в котором Дина сыграла главную женскую роль.
Дина Корзун родилась в апреле 1971 года в Смоленске. Закончила среднюю и художественную школы, занималась балетом и современными танцами. Поступила в 1990 году в Школу-студию МХАТ им. Чехова и с 1995 года – актриса МХАТа. В 1997 году дебютировала в кино в фильме “Страна глухих” Валерия Тодоровского. За роль Яи получила “Нику” и “Золотой овен”, а также премию «Звезды завтрашнего дня» в Швейцарии в 1998-м. В 2000 году снялась в картине Пола Павликовского “Последнее прибежище” (The Last Resort) для BBC. Фильм был награжден премией Майкла Пауэлла за лучший новый английский фильм на 54-м кинофестивале в Эдинбурге, а Дина получила призы, как лучшая актриса на кинофестивалях в Хихоне (Испания) и Салониках (Греция). Дина продолжила работу в кино и снялась в фильмах Тиграна Кеосаяна “Президент и его внучка”, “Дорога” Наталии Петровой и “Теория запоя” Наталии Погоничевой.
Кроме того она исполнила главную роль в 20-серийном телесериале Сергея Снежкина “Женский роман”. В 2004-м сыграла главную роль в фильме «Сорок оттенков грусти» (Forty Shades of Blue) режиссера Айры Сакса. Фильм получил главный приз жюри на фестивале в Сандэнсе (США, 2005). Была выдвинута на соискание американской премии Independent Spirit Awards 2006. (“Награда независимого духа”).
Как получилось, что главную роль в американском фильме «Сорок оттенков грусти» предложили вам, русской актрисе?
Я снялась в английском фильме Пола Павликовского “Последнее прибежище”, который вышел на канале BBС Two. Я получила за него очень много призов. У фильма была активная фестивальная жизнь, и в Сандансе меня увидел в этом фильме Айра Сакс. В тот момент он писал сценарий для «Сорок оттенков грусти» и решил, что в нем вместо китайской девушки буду играть я, русская, и переписал сценарий. Это судьба.
Роли, которые вам достаются, – психологические, эмоциональные…
Играть принцессу или бабочку мне не предлагают, хотя мне это тоже очень интересно. Почему-то ко мне всегда приходят роли героинь со сложной судьбой. Каким-то образом я их притягиваю. Моя роль по сценарию в фильме «Сорок оттенков грусти» не вызывала у меня никакого вдохновения, но мне было интересно снятся в американском фильме.
Насколько такие роли соответствуют вашему характеру?
Про многие душевные страдания я знаю на самом деле. У меня биография не простая. Тот свет, который я пытаюсь в себе хранить, – результат большой работы над собой. Раньше я была совсем другим человеком.
Этот дебютный фильм стал для вас знаковым. Глухие говорили, что у вас в фильме были глаза глухого человека. Как вы смогли вжиться в этот образ?
У меня было очень много времени на подготовку. Такое редко бывает. С того момента, как мы познакомились с Валерием Тодоровским, и до начала съемочного процесса прошло 9 месяцев. У меня была учительница, сурдопереводчик, которая работала в нескольких вузах для слабослышащих и глухих. Я ходила на ее занятия в школы, пыталась наблюдать за детьми.
Система Станиславского – это великое дело, потому что обращаешь внимание не на внешние детали, а на внутреннее состояние. Но в то же самое время я очень чувствую людей. Даже в детстве меня нельзя было сбить с толку хорошей одеждой, бриллиантами, книжкой под мышкой. Я понимаю людей и могу выстраивать образы героев.
“Последнее пристанище” и “Сорок оттенков грусти” – это фильмы о судьбах женщин, уехавших за границу. Тема адаптации в новой стране актуальна для вас?
Не обошлось и без этого. Хотя моя ситуация была намного комфортнее, чем у моих героинь, потому что я начала выезжать за границу сначала как girlfriend, а потом как жена. Мой муж наполовину бельгиец, наполовину швейцарец – человек очень тонкий, деликатный, поэтому он меня защищал, помогал, и я не чувствовала себя аутсайдером, хотя мне давали почувствовать, что я чужая. Но это, я думаю, скорее были классовые различия, Луи происходит из аристократической семьи.
Есть сотни фильмов на эту тему, ведь каждая героиня по-разному будет переживать эту ситуацию. В моих фильмах женщины проходят тяжелую адаптацию в чужой стране. В фильме “40 оттенков грусти” Лара вступает в романтические отношения с Майклом, сыном своего гражданского мужа. Это психологическая драма, но, с другой стороны, она помогает ей проснуться и почувствовать, на каком свете она живет. Жаль, что в этом фильме нет ее прошлой жизни, которая присутствовала в сценарии, это бы объяснило многое в ее поступках. Там были нюансы, которые режиссер убрал и зритель меньше сопереживает героине.
Что вы считаете своим профессиональным успехом?
“Страну глухих”. Потому что это был мой дебют и сразу премия «Ника». Как ни странно, этот фильм сыграл мне не очень хорошую службу. Образ был настолько яркий, многие режиссеры думали, что только так я и могу играть. Что кроме этого ничего не может быть. В России я сыграла пока только в 11 фильмах. А американский фильм “Последнее прибежище”, за который я получила приз как лучшая актриса на нескольких европейских международных фестивалях, в России никто не увидит, им не очень заинтересовались, потому что он некоммерческий. Сейчас я начинаю сниматься в сериале «Братья Карамазовы» в Москве и прохожу кастинги еще для нескольких фильмов в Лондоне.
Вашему сыну 16 лет. Как он относится к вашим ролям?
Я не показываю ему свои фильмы. Это не те фильмы, которые ему нужно смотреть. Я его берегу и показываю ему Тарковского и других классиков. По вниманию, которое мне оказывают, он понимает, что я актриса, звезда. Я очень много занимаюсь благотворительностью, здесь он мне помогает. Мне бы хотелось, чтобы он думал, что меня уважают именно за эту работу, а не за то, что я актриса. У него есть задатки актерские, но я не хотела бы, чтобы он пошел по моим стопам. У него много других талантов. Он способен к математике, физике.
Вы ушли из главного драматического театра страны.
Во МХАТе я была занята практически во всех спектаклях, но стала задыхаться от этой регламентированной жизни. Режиссеры ставили меня на роли, которые играть не хотелось. Хотя раньше я не мыслила жизни без сцены. Когда я повстречала моего мужа, я поняла, что хочу жить, заниматься благотворительностью, путешествовать. Я люблю театр и хочу вернуться туда с чем-нибудь особым. Для меня театр – это где ты переживаешь, а не представляешь.
Вы ездили в Непал работать в детском доме. Как возникла эта идея?
Я давно мечтала туда поехать. Мне было очень интересно попробовать себя в новом качестве. Друзья не верили, да и я сама, что я вот так соберусь и поеду. До этой поездки я была зависимой, не была приспособленной к жизни. Для меня это был огромный шаг, но ведь особо тут гордиться не чему. Там я встретила массу выпускников английских школ, которые преподавали язык, изучали новую культуру. Мне кажется, что там я обрела себя. Теперь мне легче жить, хочу всем сделать что-то хорошее, хочу помогать.
В Москве в «Современнике» вы с Чулпан Хаматовой организовали благотворительный концерт, который помог собрать средства для лечения детей, больных раком крови.
Гематологи рассказали нам о катастрофической ситуации и о том, что они мечтают, чтобы звезды организовали концерт в поддержку детей, больных лейкемией. В детском возрасте существует большой шанс выздоровления, но это стоит очень дорого. Если постоянно собирать деньги, можно вылечить много больных детей. Мы с Чулпан организовывали и вели концерт. На наш призыв откликнулись Земфира, ДДТ, Сюткин, Пелагея и многие другие. На улице у театра «Современник» стояли экраны и шла трансляция нашего концерта и люди на улице могли жертвовать деньги – стояли стеклянные ящики. Нам удалось собрать 200 тысяч долларов в Фонд детской гематологии. На эти деньги были куплены три медицинские машины, два аппарата по типированию крови, дорогие лекарства.
Ваш муж живет и выступает в Киеве. Рассказывают романтическую историю вашего знакомства.
Это был мой дипломный год в школе МХАТа. Олег Табаков привез группу иностранцев изучать систему Станиславского и среди них был Луи. Мы встретились в 1995 году на какой-то студенческой вечеринке, где он, по его собственным словам, влюбился в меня с первого взгляда. Он волновался, заикался, пару раз сел мимо стула и все что-то пытался мне объяснить, отчаянно жестикулируя. Я смотрела на него и недоумевала: «Какой странный молодой человек!» Я ни слова не понимала по-английски, он не говорил по-русски. Я сразу поняла опасность, которую таят глаза Луи. В нем намешано очень много кровей, он больше похож на итальянца. Но я тогда была замужем. Я чувствовала, что встретила настоящую любовь и от нее исходила опасность и неизвестность. Он уехал через полгода, но мы продолжали дружить и общаться, купили словари и не ленились изучать язык и мир друг друга. Через 2 года он вернулся. Когда мы друг друга увидели, у меня в горле просто встал ком. Мы ходили по улицам, падал снег, и мы молчали, потому что говорить не было сил. Поэтому, даже когда он уехал далеко, в Канаду, я чувствовала, что где-то в мире у меня есть друг, кто-то живущий и чувствующий как я.
Как называется группа Луи?
Esthetic Education. Назвать группу – целое искусство. Но здесь и от музыки многое зависит. Вот The Doors или Queen – не очень понятные названия, но они воспринимались нормально именно благодаря той музыке, которую они играли.
Луи с ребятами репетировали в классе музыкальной школы, где на двери висела табличка Еsthetic education. Это название и решили оставить. В группе играют музыканты, которые участвовали в «Океане Эльзы». Они случайно встретились и раскрыли ему глаза на то, что он музыкант. Он переехал в Киев на 2 месяца, чтобы записать альбом, и вот уже живет там 2 года. Они очень успешны на Украине.
Вам не тяжело постоянно находиться с мужем в разлуке?
Конечно, очень тяжело. Но это общая проблема многих пар в наше время, вынужденных из-за интересной работы жить вдалеке друг от друга. Но сохранять душевную близость можно и на расстоянии. Присутствие Луи в моей жизни абсолютное – он постоянно звонит в течение дня. Утром слышу его голос в телефонной трубке: «С добрым утром!» Перед сном звоню ему сама с пожеланием «спокойной ночи!». А встречаемся, как правило, на выходных – либо он приезжает в Москву, либо мы с Тимуром летим в Киев. Однако мы всегда грустим и запрещаем говорить друг другу: «Я по тебе скучаю!»
Луи Франк
Вы профессиональный актер, а стали музыкантом?
Я профессионал, но не актер. Когда я перестал играть, то понял, что совсем по этому не скучаю. Я понял, что это не мое.
У вас хорошее образование, которое вы получили в Швейцарии. Происходите из состоятельной и благополучной семьи, где смешались банкиры, деятели искусства и аристократия. Вы учились на актерском факультете у Табакова, потом как режиссер-документалист в 2001 году ставили с Диной (она выступала в качестве сценариста и продюсера) фильм «Марфа». И вдруг становитесь рок-музыкантом, а не банкиром или артистом.
Это был мой выбор. Я никогда не чувствовал себя комфортно в кругу буржуазии. Банкира бы из меня не получилось, хотя банковское дело – это тоже своего рода искусство. Великих банкиров я причисляю к разряду художников.
Три года я руководил театральной труппой. Первый наш проект был по книге «100 лет одиночества» Маркеса. Я вернулся в Россию только ради Дины. Переезд на Украину и создание группы было такой же авантюрой, как и отношения с Диной. Считается, что раз в 5 лет человек должен кардинально менять свою жизнь, иначе так до старости и будет идти по накатанной дорожке. Я пытался снимать кино, а в процессе съемок познакомился с украинскими музыкантами. Музыкой я занимался всегда. Мы решили сделать альбом, и тогда пришлось договариваться с Диной о моем переезде в Киев. Но я не хочу больше жить вдали от нее и всего, что мне дорого. Я показывал мой первый альбом некоторым западным продюсерам, но альбом слишком разнообразен по стилю. Студии просто не знали, что с нами делать. Я начал записывать новый альбом в Англии, он грустный по духу, что связано с моим внутренним состоянием в этот период. Этот альбом откроет для нас некоторые двери. Наш успех будет связан скорее с третьим альбомом. Я в это верю.
Кто пишет музыку?
Мы втроем: басист, клавишник и я. Кто-то может написать мелодию, другой сделать аранжировку. Мы достаточно талантливы каждый по себе, чтобы работать вместе.
Как приняла ваша мама появление в семье русской актрисы Дины?
Мы с Диной уже 5 лет вместе. Папа безумно любит Дину и гордится ею. Маме пришлось тяжелее. Ведь европейская аристократия известна своим снобизмом. Они тебя примут, если им нужны деньги, но не сразу и не полностью. В их понимании ты – чужак. Мечтой мамы был бы мой брак с девушкой из состоятельной семьи. Но мама Дину уважает.
Как в одной семье уживаются два творческих человека?
Мы вместе пытались делать кино – это было сложно. А в жизни у нас нет проблем – мы всегда друг друга поддерживаем. Дина все должна выбирать сама. Но я читаю сценарии и всегда говорю о сомнениях, которые у меня возникают. Мне приятно, что она мне доверяет. Мы очень внимательно относимся к творчеству друг друга: Дина слушает мои творения, я читаю все рецензии на ее работы.
В России большим успехом пользовались бы ваши песни на французском?
Я не спец по маркетинговым ходам. Если это искренне – то это должно найти отклик. На Украине есть дистрибьютор Art house traffic, который хочет, что бы мы пели песни Джо Дасена. Я же не могу делать шаги только для промоушена. В искусстве имеет ценность индивидуальность и уникальность исполнителей. А в России иностранная группа может заработать деньги и прославиться. И наш опыт уникален.
То есть в Россию вы переезжать не собираетесь…А как же карьера Дины?
Она уже снялась у хороших западных режиссеров, к ней поступают предложения от многих агентов. Она ведь серьезная и очень талантливая актриса. Она единственная русская актриса, которая получила международные призы за свои роли в фильмах, снятых на Западе. Все Динины номинации – американские, а это же совсем другое кино, другой размах. У нее большая творческая судьба именно на Западе, как мне кажется. Здесь агентам неважно, откуда ты, важно, что ты можешь.
У вас великолепный русский. Даже жестикуляция и шутки. Вы подобрали ключики для понимания русских?
Один из ключиков для понимания русских – это глаза. Русские посмотрят в твои глаза и скажут, хороший ты или плохой. Как волки. Русские верят в сглаз. Если ты понимаешь всю важность общения глазами, то ты можешь найти ключики к очень многому в общении с русскими людьми. И еще это слова – ведь русские мыслят по-другому. Английский – он как программа, здесь фиксированный порядок слов; французский – завязан на звуках, а русский – он ломаный, начиная от алфавита, похожего на ломаный греческий. В русском значение фразы зависит не только от того, что ты скажешь, но и от того, как ты это скажешь, то есть как построишь предложение. В английском главное – какое мнение ты озвучиваешь. Для англичанина А+B дает C, для русского A+B может давать E,D, да и вообще что угодно, а может, и A не надо.
В вас намешано много кровей: итальянская, швейцарская, французская, шотландская, английская. Вы ощущаете свою принадлежность к какой-то национальности или вы гражданин мира?
Я знаю русский, французский, английский, понимаю итальянский и немецкий. Живу сейчас на Украине. Мне не очень интересна национальность человека, мне просто не интересно, откуда люди. Мне интересно – кто они. А национальность я считаю еще одной придумкой государства для улучшения контроля над людьми. Национальность – это искусственно созданная система разграничения и ограничений.
Эрик Франк
Эрик Франк получил образование в Англии и Швейцарии, учился в Гарварде. 30 лет был банкиром и главой швейцарского банка. В один момент Эрик понимает, что поскольку мы живем только раз, нужно получать от жизни удовольствие и заниматься тем, к чему лежит душа. Ему хотелось помогать молодым творческим людям. В 40 лет он радикальным образом поменял свою жизнь и начал работать в одной из галерей Парижа. Первую свою галерею Эрик открыл в 1982 году в Женеве, в 1990-ом последовало открытие галереи в Берлине. Когда в 1994 году я приехал в Лондон, он решает работать как независимый дилер и организовывать выставки. Много лет сотрудничает с Московским домом фотографии и Ольгой Свибловой.
Как вы стали собирать фотографий? Почему вы не отдали предпочтение предметам старины или картинам?
Я начал собирать в юности именно картины. Нам с сестрой повезло – мы унаследовали прекрасную коллекцию, некоторые экспонаты из которой мы выставляем в различных музеях. Но всю коллекцию предпочитаем хранить в семейном гнезде. У меня также собрана коллекция современной живописи.
А фотографии и книги я начал собирать более 35 лет назад; одной из причин было замужество моей сестры Мартин. Ее мужем стал гениальный, один из самых известных фотографов двадцатого века Анри Картье Брессон. Я собираю фотографии, выставляю их в своих галереях и по сей день представляю очень многих талантливых фотографов.
Одна вещь – коллекционировать для себя, совсем другая – быть владельцем галереи. Первое – только для удовольствия, а во втором случае многое определяют деньги, бизнес.
Фотоработы каких жанров и тематики оседают в вашей личной коллекции?
Передо мной стоял вопрос выбора темы моей коллекции и этой темой стал Лондон. Раньше это были только изображения Лондона, а теперь я позволяю себе коллекционировать просто работы лондонских современных фотографов. Самый старый снимок в моей коллекции был сделан в 1848 году. У меня есть первые фотографии Трафальгарской площади, Пикадилли. В коллекции уже более 3 тысяч работ и столько же книг. Наверное, придется выбрать около 500 снимков, а остальные продать. Я также собираю книги по истории фотографии, которые были изданы с 1850-го по сегодняшний день. Коллекционирование – это страсть, от которой попадаешь в зависимость. Она – хуже, чем наркотик, хуже, чем алкоголь.
Какого рода работы вы выбираете для выставок в своих галереях?
Я работаю с фотографией современной. Современная фотография дороже по цене так называемой традиционной фотографии. Хотя Метрополитен-музей провел аукцион в феврале 2006 года, на котором одна из фотографий известного американского фотографа Эдварда Стайхена была продана за рекордную сумму в 2,9 млн долларов. Но это исключение из правил.
Чем вы можете объяснить такую рекордную цену?
Он был очень известным фотографом, и в мире сохранилось всего 2 копии этой работы. Так что здесь платили и за редкость. К тому же Метрополитен-музей мог представить подробные доказательства подлинности работы. А почему платят 135 миллионов за работу Климта?
Фотография водоема в лунном свете (The Pond-Moonlight) Эдварда Стейхена 1904 года стала самой дорогой фотографией, проданной на аукционе Сотбис в Нью-Йорке за $2 928 000, побив предыдущий рекорд Кристис, где была продана фотография ($1 248 000) рекламы сигарет Мальборо фотографа Ричарда Принца.
Я знаю, что вы также являетесь издателем книг. О чем они?
Как правило, это монографии о жизни фотографов.
Как вы относитесь к возможностям, которые открыла цифровая фотография и компьютерные программы по обработке изображений?
Объясню на примере Беата Гютшоу.(Guetschow). Она делает около сотни пейзажных снимков, а затем в «фотошопе» создает несуществующие пейзажи. Мне кажется, это сродни традиционному рисованию. Раньше у художника были краски, холст, он мог играть цветом, текстурой. Сейчас есть фотоаппарат, компьютер и различные программы. Ведь главное – талант. Можно же одинаково легко создать отвратительную работу и в «фотошопе», и на холсте, и работая в технике традиционной фотографии. Технический прогресс всего лишь дает новые средства для самовыражения, тут нечего бояться. Проблема не в технологиях, а в том, что самобытных мастеров по-настоящему мало. Если сегодня взять в руки любой журнал по искусству, то 98% опубликованных в них авторов через 20 лет канут в небытие. Поэтому мечта любого галерейщика – открыть миру новое большое имя.
У меня нет артистического таланта, но, как коллекционер, за 35 лет я выработал нюх на хороших художников и фотографов. В наше время людям довольно сложно сориентироваться в мире искусства – очень сильны так называемые PR – public relations. Люди, которые очень хорошо умеют говорить, могут раструбить на весь мир, что господин такой-то – великий художник, а на самом деле он выеденного яйца стоить не будет.
И еще для успеха отдельной работы важен ограниченный тираж, например 5 экземпляров. Можно напечатать сотни фотографий, подписать их, но это деноминирует цену. При покупке важна репутация арт-дилера, который точно может знать, что существует всего 4-5 копий этой работы. Негатив всегда остается у фотографа.
Можно ли сказать, что вы открыли миру какие-то новые имена?
Я помогал подобрать коллекцию искусства для одного немецкого банка, на это у меня ушло почти 15 месяцев. И я решил собрать фотографии центрального Гамбурга. Мастерская Беаты Гютшоу находилась в заброшенном гараже, и когда я сказал, что хочу купить ее работы, что у меня есть галереи, она мне не поверила. Сейчас ее работы коллекционируют крупнейшие мировые музеи, а я стал счастливым обладателем копии каждой ее работы.
Как вы думаете, русские фотографы уже влились в мировое культурное пространство?
Я думаю, что процесс этот набирает обороты. Например, есть такая женщина по имени Аня Стонлейк, которая выставляет русскую фотографию в Лондоне. Я восхищаюсь ее энтузиазмом, так как она делает эти проекты без серьезной финансовой поддержки. Я думаю, что богатые русские новой волны со временем начнут инвестировать деньги в современную и традиционную русскую фотографию.
У некоторых ваших детей не очень привычные для европейского слуха имена…
Мою дочь от первого брака зовут Татьяна, младшего сына – Миша, и даже племянница получила русское имя – Наташа. Моя жена, которая пишет об искусстве в колонке Saturday Telegraph – большой знаток русской музыки и литературы. Ее дед Василий Бессел был издателем нот русских композиторов – Мусоргского, Римского – Корсакова и других.
Ваша связь с Россией не закончилась только на русских именах. Ваш сын женился на русской актрисе.
Да, он женился на русской актрисе Дине Корзун. Но это – игра обстоятельств. Он почему-то решил изучать русский язык в университете. Он страстно мечтал о театре, и его убедили поехать в Москву, где он получил второе высшее образование, теперь как актер. Там-то он и познакомился с Диной. Ему суждено было быть актером или режиссером, но так вышло, что он переквалифицировался, и очень успешно, в музыканты. Я просто в восторге от этой истории!
Чем занимаются ваши остальные дети?
Наша семья разбросана по всему миру. Старший сын женат на китаянке и живет в Сингапуре. Второй сын актер, работает в Париже и Лондоне. Дочь только что закончила Сорбонну, где она изучала историю искусства и юриспруденцию. Она хочет ни больше ни меньше стать министром культуры Франции. Мише, младшему, пока 7 лет, и о его будущем говорить несколько преждевременно.
